17 августа 2000-го года одна конченая, забытая всеми,
даже собственной отказавшейся от нее семьей, героиновая
наркоманка с пятилетним стажем проснулась утром, засуну-
ла руку под подушку, чтобы достать приготовленный с вечера
шприц, который нужно было вколоть в мышцу, так как вен
давно не было, и вдруг неожиданно для самой себя она поня-
ла, что больше никогда не будет употреблять наркотиков.
Никогда.
Никаких.
Ни за что на свете.
Все.
Закончилось.
Вот так просто — раз, и закончилось.
В то утро была прочерчена огромная жирная черта — раз-
делившая ее жизнь на две части — до и после наркотиков.
И Я никогда не пересекала ее в обратную сторону.
А тогда, 10 лет назад, эта мысль для меня была шоком.
Это даже не было мыслью — это было пониманием.
Мыслей не было — я просто знала, что всё.
Либо сейчас — либо никогда — больше этого шанса не
будет.
В то утро я просто поняла, что не хочу выбирать смерть.
Я выбрала жизнь.
Я встала с кровати, засунула руку под подушку, достала
оттуда заботливо приготовленный с ночи шприц и спустила
его в туалет.
То же самое я сделала с оставшимся героином.
Ничто, ни на миг, не дрогнуло у меня в душе, когда я смо-
трела, как сливаются в унитаз 4 грамма героина.
Я просто стояла и смотрела на сливающуюся воду.
Молча.
Я оделась и, собрав весь трамал и обезболивающие, кото-
рые были в квартире, поехала на дачу.
Я переламывалась долго, страшно, тяжело и мучительно.
Очень часто мне казалось, что я тупо умру от боли.
Я умирала сотню раз в день, я кричала, плакала и блевала.
Я выпивала по нескольку литров водки на ночь — чтоб дать
себе хоть какую-то надежду на сон — и закидывала все это
тремя-четырьмя пачками трамала, которые моя мама езди-
ла покупать для меня наЛубянку, потому что я сама не могла
самостоятельно передвигаться.
У меня чудесные родители. Они не говорили мне ни сло-
ва — никакого осуждения, никаких нравоучений, никаких
«сама виновата в своих страданиях», — только молча под-
держивали и пытались мне помочь.
Как-то мама, не выдержав, предложила поехать и купить
мне героин, если это хоть как-то поможет…
Меня трясло, крутило и колбасило. Мои кости выкручи-
вались, выламывались и рассыпались от боли. Мои мышцы
отслаивались от костей и кожа, казалось, слезает заживо.
Мои глаза жгло от пересыхания и жара, во рту стоял посто-
янный привкус блевотной желчи, перемешанный с привку-
сом водки и обезболивающих. Меня бил страшный озноб,
и я не знала, куда деться от внутреннего жара. Мои губы
пересохли и отваливались корочками, меня рвало, и холод-
ный струящийся пот пропитал всю мою одежду и постель-
ное белье.
Я не могла даже сходить сама в туалет — меня трясло от
боли так, что я падала в конвульсиях на пол, не пройдя и ме-
тра от кровати.
Я выла от боли во весь голос.
Я стонала, рыдала и плакала.
Я пыталась выжить.
Я умирала каждый день сотни раз.
И так день за днем.
Не зная, когда это закончится.
Не зная даже, когда станет хоть чуточку легче.
И зная, что я могу прекратить это в любой момент.
Один звонок.
И боль закончится.
Но я даже не задумывалась об этом.
Хотя пизжу.
Конечно, задумывалась.
И не раз.
Но знала, что не позвоню.
Просто потому, что не позвоню.
Через три недели я в первый раз, напившись, как обычно,
водки с трамалом, заснула на всю ночь.
Постепенно мой организм приходил в себя, я начала вста-
вать с кровати, самостоятельно передвигаться и пила тра-
мала все меньше и меньше.
Я восстанавливалась.
Еще полгода после этого мне выламывало кости по ночам
и в дождь.
Да и вообще здоровье долго восстанавливалось.
Но все-таки не так долго, как стращают доктора.
Первые года два я даже не пила алкоголь — боялась по-
терять контроль и сорваться.
Через три года страх сорваться прошел окончательно.
Через пять — я перестала бояться, что, если я закроюсь
в ванной одна, мои родители будут беспокоиться и подозре-
вать меня в чем-то.
Через семь лет я с улыбкой подумала о том, что это как раз
тот срок, о котором говорят, что все наркотики выводятся из
организма окончательно.
Через восемь лет мой срок неупотребления наркотиков
сравнялся с общим сроком употребления.
Через девять — я перестала даже гордиться тем, что я
когда-то бросила героин, — просто тупо уже забыла об этом.
17 августа 2010 года — десять лет, как я не употребляю
никаких наркотиков.
Для меня это просто красивая дата, галочка, которую
я ставлю из уважения к той девочке, которая когда-то про-
шла через ад, но которая давно изменилась, выросла и за-
была об этом.
Да, 17 августа для меня — это дата.
Это тот стержень, то стальное основание, которое дает
мне силу пройти через все мои жизненные сложности и фа-
капы. Это опора, которая никогда не даст мне упасть, это та
соломка, которая подстелена мною самою в любых ситуа-
циях, это тот самый кошачий прыжок с переворотом и при-
землением на четыре лапы с любой высоты, это день, когда
я сделала то, что не могут сделать миллионы людей. И мил-
лионы могил тому подтверждением…
Хотя последние несколько лет я вспоминаю об этом лишь
17 августа.
Многие могут сказать, что гордиться тут нечем, но я
думаю, каждый, кто в своей жизни избавился от какой-то
сильной зависимости, имеет право гордиться.
Потому что я понимаю, как это сложно.
Я не жалею.
Я не жалею, что моя жизнь сложилась именно так, а не
иначе, героин у меня много отобрал — но дал еще больше.
Он дал мне одно из самых ценных качеств — понимание
и отсутствие осуждения.
Это мой опыт жизни, он такой, какой был, не более того.
Я не горжусь собой и тем, что прошла через это.
Японяла одну очень простуювещь— ты перестаешь быть
зависимым окончательно только тогда, когда ты перестаешь
гордиться тем, что ты от этого не зависишь.
Только тогда ты начинаешь просто жить.
Но гордость собой — это тоже этап.
Я горько и сочувственно улыбаюсь, когда при мне начи-
нают рассказывать, что наркоманы сами виноваты.
Я сочувствую тем людям, которые это говорят.
Потому что они слепы.
И они никогда не поймут, что они слепы, сколько им не
объясняй.
Не потому, что они не пробовали наркотиков, нет.
А потому, что они не понимают, что нет в этом мире ни
правых, ни виноватых и что осуждать кого бы то ни было, не
зная причин, да и вообще, просто осуждать — по меньшей
мере слепо.
Оступиться может каждый — но не каждый может при-
знать это.
Нет ни зла, ни добра, ни плохого, ни хорошего, ни жало-
сти, ни гордости в моей героиновой истории, ничего нет —
только опыт.
По-своему горький, по-своему тяжелый, по-своему по-
учительный — но всего лишь опыт
Который дал мне знание, что человек сам выбирает свою
собственную жизнь.
Я сделала свой выбор.
Я благодарна жизни за каждую секунду и за каждый вы-
бор, который я сделала.
Как плохой, так и хороший.
За ту историю, которую я проживаю каждый день.
Потому что моя жизнь прекрасна и она продолжается…
С днем рождения, девочка…
Через пятнадцать минут ты проснешься, сольешь героин
в туалет, и будь уверена, детка, ты справишься, потому что я
это точно знаю по прошествии 10 лет.
Держись.
Тебе будет очень трудно, но знай — Я с тобой.
Ты подойдешь к зеркалу, уткнешся в него лбом, посмотришь
себе в глаза и будешь сквозь слезы шептать:
— Я смогу, я смогу, я смогу…
А через 10 лет я подойду к тому же самому зеркалу и, глядя
тебе в те же самые глаза, улыбнусь и скажу:
— Не ссы, ты смогла.
С днем рождения, девочка…
У нас еще вся жизнь впереди.