Хватит ли мозгов?
- Автор темыДима13
- Дата начала
Дима13
Посетитель
- Регистрация
- 29 Ноя 2016
- Сообщения
- 2,834
- Реакции
- 4
Жена меня спрашивает за что я с нейтак поступил ? Ну как можно на такой вопрос дать ответ .И такая злая я что не скажу она вреш я что не скажу она вреш вреш вреш .Я понемаю злая но не все время я ей врал .Я ей за пару недель до этих событий говорил что не могу больше так надо чтото делать .*** не дотянул до этой суботы возможно у меня перемены будут в лудшую сторону .Но не факт надо ехать узнавать
Очень надеюсь что там все срастется надежда огромная .
Очень надеюсь что там все срастется надежда огромная .
mongol
Посетитель
- Регистрация
- 11 Дек 2016
- Сообщения
- 480
- Реакции
- 0
Непопулярную мысль выскажу бро..... Но может твоей семье лучше без тебя ?! Ну реально что ты можешь дать в "сухом остатке" ?! С финансовой точки зрения как я понял ты не тянешь, в воспитании ребенка, "периодически срывающийся наркоман и стабильный алкоголик" - тоже положительную роль сыграть не может. Несомненно у тебя огромное преимущество - ты биологический отец, но оно точно не перекрывает всего "говна" что в тебе находится. Ну если ты реально "любишь" ребенка и жену, а не только себя, ну должен же ты понимать что "тянешь их вниз" ?! Сам не развиваешься, так еще и "гирей на их ногах висишь". Отойди в сторону, если сдохнешь, то по тихому - никому особо не причинив моральных страданий, а если воспрянешь "как птичка феникс" - то примут обратно, вне всяких сомнений. Но нужно именно "переродиться" и именно вдалеке от близких.
Видишь ли бро, во всех твоих "излияниях" красной строкой идет : -" МНЕ будет плохо" - "Я не смогу без них" и т.д. А теперь просто проиграй ситуацию, каково "ИМ" будет без тебя ...
Видишь ли бро, во всех твоих "излияниях" красной строкой идет : -" МНЕ будет плохо" - "Я не смогу без них" и т.д. А теперь просто проиграй ситуацию, каково "ИМ" будет без тебя ...
Дима13
Посетитель
- Регистрация
- 29 Ноя 2016
- Сообщения
- 2,834
- Реакции
- 4
Ох монгол монгол .mongol":2x8ddzk1 написал(а):
Я даже и не сомневался что ты именно в такой форме напишеш .
Ты не знаеш меня как человека вобше .По большому щету ты не можеш сказать я гиря или нет (когда не употребляю)..Есть люди к примеру мой двоюродный брать он не точтоб наркотик он с телкой пить не будет хотя не жинат и не пет и не колит .Но он и во дворе не по уберает .Я когда не пю я работаю и дома работаю .Могол гиря я буду в том случаи если я не спрыгну то да .А если спрыгну ну ни как гирей не буду а наоборот спасательным кругом . главное сейчас спрыгнуть .бо жизнь в последние месяцы шла под таким наклоном что я просто без таких перемен сейчас спокойненько продолжал катится в низ .
Проиграл ситуацию каково им будет без меня и нераз поверь ... Вот в том то и дело что как не крути монгол а вдвоем легче ребенка поднять если любят .
.Я не сказал чтоб она вернулась ко мне именно ,а чтоб вернулась в дом а я седу на столько сколько надо .Разницу улавоиваеш .
И когда есть моральная поддержка в такой ситуации человек быстрее в себя прийдет чем сам .
Cat
Посетитель
- Регистрация
- 4 Окт 2013
- Сообщения
- 4,660
- Реакции
- 16
Дима, а ты себя сам знаешь? Вот как ты себя видишь?
Он говорил спокойно и прямолинейно, и публика охотно его слушала.
— Первым препятствием на этом пути будет наша уверенность, что мы уже все про себя понимаем, что нам известны мотивы собственных действий, что мы знаем, почему мы испытываем те или иные чувства по отношению к себе и окружающим людям. Для того чтобы продвинуться на нашем пути, необходимо подойти к этому по-новому. Чтобы узнать правду о себе, я должен перестать настаивать на том, что я ее уже знаю. Я никогда не сдвину с дороги камень, если не пойму, чем он на самом деле является.
Гурни подумал, что эта последняя метафора звучит особенно сомнительно и нагоняет мистического тумана, но тут Меллери резко повысил голос.
— Знаете, что это за камень? Это наше устоявшееся представление о себе. Тот, кем вы себя считаете, удерживает того, кем вы на самом деле являетесь, в темнице, вдали от света, пищи и близких. Тот, кем вы себя считаете, пытается убить того, кто вы есть на самом деле, покуда вы оба живы.
Меллери сделал паузу, как бы приходя в себя после нахлынувших чувств. Он посмотрел на своих зрителей. Те слушали его, едва дыша. Когда он снова заговорил, его голос стал тише, но оставался взволнованным.
— Тот, кем я себя считаю, боится того, кем я являюсь. Боится того, что другие могут про него подумать. Что бы они сделали со мной, если бы узнали, кто я такой в действительности? Лучше перестраховаться!
Лучше спрятать настоящего человека, заморить его голодом, похоронить его!
Он снова сделал паузу, умеряя пыл.
— С чего же все начинается? В какой момент мы раздваиваемся на себя мнимого, занимающего наш ум, и себя настоящего, запертого в темнице, умирающего? Я считаю, что это случается достаточно рано. В моем случае близнецы обосновались во мне прочно к девяти годам. Сейчас я расскажу вам историю. Заранее извиняюсь перед теми, кто ее уже слышал.
Гурни оглядел гостей, несколько человек понимающе улыбались. Казалось, перспектива услышать какую-то из историй Меллери во второй или в третий раз их только воодушевляла, как ребенка воодушевляет обещание пересказать любимую сказку.
— Однажды я собирался в школу, и моя мама дала мне двадцать долларов, чтобы я по дороге домой купил молока и хлеба. Когда я вышел из школы в три часа, я остановился в кафетерии возле школы, чтобы купить себе колы перед походом в магазин. После уроков там болталось много учеников. Я положил на прилавок двадцатидолларовую купюру, чтобы расплатиться за колу, но не успел продавец ее взять, как кто-то из учеников подошел и увидел ее. «Слышь, Меллери, — сказал он. — Откуда у тебя двадцать баксов?» Это был самый отъявленный забияка в нашем классе. Мне было девять, ему одиннадцать — он дважды оставался на второй год, и он был настоящим хулиганом. Мне не то что дружить, даже разговаривать с ним не полагалось. Он часто ввязывался в драки, иногда залезал в чужие дома и что-нибудь крал. Когда он спросил, откуда у меня деньги, я собирался ответить, что мне их дала мама, чтобы купить молоко и хлеб, но я боялся, что он начнет меня обзывать маменькиным сынком, а хотелось сказать что-нибудь такое, чтобы он впечатлился. И я сказал, что украл их. Он посмотрел на меня с любопытством, и мне это понравилось. Тогда он спросил, у кого я их украл, и я сказал первое, что мне пришло на ум, — у мамы. Он кивнул и отстал от меня. Я испытал некоторое облегчение, хотя в то же время мне было как-то не по себе. Наутро я уже забыл об этом случае. Но неделю спустя он подошел ко мне в школьном дворе и спросил: «Слышь, Меллери, ну что, сколько еще денег у матери украл?» Я ответил, что нисколько. А он спросил: «А чего не стыришь еще двадцатку?» Я не знал, что ответить, просто молча уставился на него. А он нехорошо так улыбнулся и сказал: «Стыришь у нее еще двадцатку и отдашь мне, иначе я расскажу про двадцатку, которую ты украл на той неделе». Я почувствовал, как земля уходит у меня из-под ног.
— Господи, — воскликнула женщина с лошадиным лицом, сидевшая в бордовом кресле у дальнего края камина. По комнате пронесся сочувственный гул.
— Каков засранец, — проворчал полный мужчина с мрачным взглядом.
— У меня началась паника. Я представил себе, как он идет к моей матери и рассказывает, что я украл у нее двадцать долларов. То, что эта ситуация крайне маловероятна — чтобы этот бандюган вообще заговорил с моей мамой, — мне тогда не пришло на ум. Я был охвачен страхом, что он ей расскажет, а она ему поверит. Я даже не рассматривал вариант, что ей надо рассказать правду. И в этом состоянии паники я принял худшее из возможных решений. Я тем же вечером вытащил из кошелька матери двадцатку и отдал ему на следующий день. Разумеется, через неделю он потребовал повторения. И еще через неделю. И так далее, шесть недель, пока отец не поймал меня с поличным, когда я задвигал ящик маминой конторки, сжимая в руке двадцать долларов. Я рассказал родителям всю постыдную историю как есть, от начала до конца. Все стало еще хуже. Они позвонили нашему пастору, монсеньору Реардону, и повели меня к нему, чтобы я пересказал историю ему. На следующий вечер монсеньор снова позвал нас, и снова, уже в компании мальчишки-вымогателя и его родителей, мне пришлось пересказать всю историю. Но даже этим дело не закончилось. Родители на год лишили меня карманных денег, чтобы возместить украденное. Они стали по-другому ко мне относиться. Вымогатель придумал такую версию истории, в которой он получался эдаким героическим робингудом, а я — крысятником-стукачом. И время от времени он бросал на меня такой хитрый, злобный взгляд, намекавший, что при любом удобном случае он сбросит меня с крыши.
Меллери сделал паузу и помассировал лицо, как будто мышцы свело от воспоминаний.
Полный мужчина угрюмо покачал головой и повторил:
— Вот засранец!
— Я тоже так думал, — ответил Меллери. — Каков изворотливый засранец. Когда бы я ни вспоминал об этой истории, я сразу думал: засранец! Это было моей первой мыслью.
— Да потому что так и есть, — сказал толстяк тоном, не тепрящим возражений. — Он и был засранцем.
— Конечно был, — с энтузиазмом согласился Меллери. — Конечно. Но я был так увлечен тем, кем являлся он, что совершенно забыл спросить себя, кто же я. Кем же был этот девятилетний мальчишка и почему он поступил как поступил? Мало сказать, что он был напуган. Чего он боялся? И за кого он в тот момент себя принимал?
Гурни с удивлением заметил, что рассказ его захватил. Меллери завладел его вниманием, как и всех присутствовавших в комнате. Из наблюдателя он превратился в участника в этом поиске значения, мотива, собственного «я». Меллери принялся прохаживаться взад-вперед перед камином, продолжая говорить, как будто память о прошлом не давала ему стоять на месте.
— Сколько бы я ни вспоминал того мальчишку — себя девятилетнего, — я воспринимал его как жертву. Жертву шантажа, жертву собственного невинного желания нравиться, быть любимым, быть принятым. Ведь ему всего лишь хотелось нравиться этому парню постарше. Он был жертвой жестокости этого мира. Бедный малыш, бедный агнец в зубах у волка.
Тут Меллери остановился лицом к зрителям. Теперь голос его стал мягче.
— Но этот мальчик был кое-кем еще. Он был лгуном и вором.
Публика разделилась на тех, кто хотел с этим поспорить, и тех, кто согласно кивал.
— Он солгал, когда его спросили, откуда у него деньги. Он притворился вором, чтобы понравиться тому, кого сам считал вором. А затем, боясь, что мать узнает о его воровстве, решил: лучше и в самом деле стать вором, чем предстать таковым в ее глазах. Больше всего его заботило, как его воспринимают другие люди. В свете этого восприятия ему было безразлично, являлся ли он на самом деле лгуном или вором, и он не думал, какие последствия будут у его лжи и кражи для тех, кому он лгал и кого обкрадывал. Это беспокоило его не настолько, чтобы перестать врать и красть. Но беспокоило достаточно, чтобы после каждой новой кражи мучиться угрызениями совести. Достаточно, чтобы ненавидеть себя и мечтать о смерти.
Меллери замолчал на несколько секунд, чтобы его пояснения улеглись в головах слушателей, и затем продолжил:
— Вот что я хочу попросить вас сделать. Составьте список людей, которых вы терпеть не можете, людей, на которых вы злитесь, людей, которые чем-то вас обидели, — и спросите себя: как я попал в эту ситуацию? Как я оказался с ним в таких отношениях? Каковы были мои мотивы? Как бы мои действия в той ситуации выглядели со стороны в глазах объективного наблюдателя? Не концентрируйтесь на обидах, которые вам причинили, — мы не ищем виноватых. Мы всю жизнь искали виноватых, и это ни к чему не привело. У нас образовался длинный список людей, ответственных за все, что в жизни пошло не так. Длинный, бессмысленный список. Главный вопрос в этой истории — это где во всем этом был я? Как я открыл дверь и оказался в этой комнате? Когда мне было девять лет, я открыл эту дверь, солгав, чтобы завоевать симпатию. А вы — как вы ее открыли?
Маленькая женщина, которая обругала Гурни накануне, беспокойно заерзала на месте. Она подняла руку и спросила:
— Разве не случается, что злой человек совершает что-то ужасное по отношению к невинному, например, вламывается в его дом и грабит его? Ведь тот, кого ограбили, не виноват?
Меллери улыбнулся.
— Ужасные вещи происходят с хорошими людьми, такое бывает. Но эти хорошие люди не тратят затем всю свою жизнь на то, чтобы вновь и вновь прокручивать в своей голове несправедливость. Истории, что расстраивают нас сильнее всего и никак не идут из головы, — те, где мы играли роль, в которой не в силах себе признаться. Вот почему длится эта боль: мы отказываемся посмотреть в ее корень. Мы не можем освободиться от нее, потому что не видим той точки, где она сцеплена с нами.
Меллери закрыл глаза, как будто собираясь с силами, чтобы продолжить.
— Худшие страдания в жизни причиняют ошибки, в которых мы отказываемся признаться, — наши поступки, настолько не соответствующие нашей истинной сущности, что мы не в силах подумать о них. И мы раздваиваемся, превращаемся в двух человек в одной шкуре, и эти двое друг друга ненавидят. Один — лгун, другой — тот, кто ненавидит лгунов. Один — вор, другой — тот, кто ненавидит воров. И ничто не сравнится с болью, какую причиняет эта бесконечная битва в нашем подсознании. Мы можем от нее убегать, но она бежит вместе с нами. Куда бы мы ни шли, эта битва будет всегда внутри нас.
Меллери вновь заходил взад-вперед перед камином.
— Сделайте, как я говорю. Составьте список людей, которых вы вините в различных невзгодах вашей жизни. Чем сильнее вас кто-нибудь злит, тем лучше. Запишите их имена. Чем глубже вы убеждены в собственной невиновности, тем лучше. Запишите, что они сделали и как вам было больно. А затем спросите у себя: как вы открыли дверь? Если ваша первая мысль — что это упражнение бессмысленно, спросите себя, почему вы так торопитесь отказаться от него. Запомните: задача не в том, чтобы снять вину с тех, кто перед вами действительно виноват. Снять с кого-либо вину не в наших силах, это Господня работа. Ваша задача — ответить на один-единственный вопрос: как я открыл эту дверь?
Он огляделся, стараясь встретиться взглядом с как можно большим количеством гостей.
— Как я открыл эту дверь? Счастье всей вашей жизни зависит от того, насколько честно вы ответите на этот вопрос.
— Первым препятствием на этом пути будет наша уверенность, что мы уже все про себя понимаем, что нам известны мотивы собственных действий, что мы знаем, почему мы испытываем те или иные чувства по отношению к себе и окружающим людям. Для того чтобы продвинуться на нашем пути, необходимо подойти к этому по-новому. Чтобы узнать правду о себе, я должен перестать настаивать на том, что я ее уже знаю. Я никогда не сдвину с дороги камень, если не пойму, чем он на самом деле является.
Гурни подумал, что эта последняя метафора звучит особенно сомнительно и нагоняет мистического тумана, но тут Меллери резко повысил голос.
— Знаете, что это за камень? Это наше устоявшееся представление о себе. Тот, кем вы себя считаете, удерживает того, кем вы на самом деле являетесь, в темнице, вдали от света, пищи и близких. Тот, кем вы себя считаете, пытается убить того, кто вы есть на самом деле, покуда вы оба живы.
Меллери сделал паузу, как бы приходя в себя после нахлынувших чувств. Он посмотрел на своих зрителей. Те слушали его, едва дыша. Когда он снова заговорил, его голос стал тише, но оставался взволнованным.
— Тот, кем я себя считаю, боится того, кем я являюсь. Боится того, что другие могут про него подумать. Что бы они сделали со мной, если бы узнали, кто я такой в действительности? Лучше перестраховаться!
Лучше спрятать настоящего человека, заморить его голодом, похоронить его!
Он снова сделал паузу, умеряя пыл.
— С чего же все начинается? В какой момент мы раздваиваемся на себя мнимого, занимающего наш ум, и себя настоящего, запертого в темнице, умирающего? Я считаю, что это случается достаточно рано. В моем случае близнецы обосновались во мне прочно к девяти годам. Сейчас я расскажу вам историю. Заранее извиняюсь перед теми, кто ее уже слышал.
Гурни оглядел гостей, несколько человек понимающе улыбались. Казалось, перспектива услышать какую-то из историй Меллери во второй или в третий раз их только воодушевляла, как ребенка воодушевляет обещание пересказать любимую сказку.
— Однажды я собирался в школу, и моя мама дала мне двадцать долларов, чтобы я по дороге домой купил молока и хлеба. Когда я вышел из школы в три часа, я остановился в кафетерии возле школы, чтобы купить себе колы перед походом в магазин. После уроков там болталось много учеников. Я положил на прилавок двадцатидолларовую купюру, чтобы расплатиться за колу, но не успел продавец ее взять, как кто-то из учеников подошел и увидел ее. «Слышь, Меллери, — сказал он. — Откуда у тебя двадцать баксов?» Это был самый отъявленный забияка в нашем классе. Мне было девять, ему одиннадцать — он дважды оставался на второй год, и он был настоящим хулиганом. Мне не то что дружить, даже разговаривать с ним не полагалось. Он часто ввязывался в драки, иногда залезал в чужие дома и что-нибудь крал. Когда он спросил, откуда у меня деньги, я собирался ответить, что мне их дала мама, чтобы купить молоко и хлеб, но я боялся, что он начнет меня обзывать маменькиным сынком, а хотелось сказать что-нибудь такое, чтобы он впечатлился. И я сказал, что украл их. Он посмотрел на меня с любопытством, и мне это понравилось. Тогда он спросил, у кого я их украл, и я сказал первое, что мне пришло на ум, — у мамы. Он кивнул и отстал от меня. Я испытал некоторое облегчение, хотя в то же время мне было как-то не по себе. Наутро я уже забыл об этом случае. Но неделю спустя он подошел ко мне в школьном дворе и спросил: «Слышь, Меллери, ну что, сколько еще денег у матери украл?» Я ответил, что нисколько. А он спросил: «А чего не стыришь еще двадцатку?» Я не знал, что ответить, просто молча уставился на него. А он нехорошо так улыбнулся и сказал: «Стыришь у нее еще двадцатку и отдашь мне, иначе я расскажу про двадцатку, которую ты украл на той неделе». Я почувствовал, как земля уходит у меня из-под ног.
— Господи, — воскликнула женщина с лошадиным лицом, сидевшая в бордовом кресле у дальнего края камина. По комнате пронесся сочувственный гул.
— Каков засранец, — проворчал полный мужчина с мрачным взглядом.
— У меня началась паника. Я представил себе, как он идет к моей матери и рассказывает, что я украл у нее двадцать долларов. То, что эта ситуация крайне маловероятна — чтобы этот бандюган вообще заговорил с моей мамой, — мне тогда не пришло на ум. Я был охвачен страхом, что он ей расскажет, а она ему поверит. Я даже не рассматривал вариант, что ей надо рассказать правду. И в этом состоянии паники я принял худшее из возможных решений. Я тем же вечером вытащил из кошелька матери двадцатку и отдал ему на следующий день. Разумеется, через неделю он потребовал повторения. И еще через неделю. И так далее, шесть недель, пока отец не поймал меня с поличным, когда я задвигал ящик маминой конторки, сжимая в руке двадцать долларов. Я рассказал родителям всю постыдную историю как есть, от начала до конца. Все стало еще хуже. Они позвонили нашему пастору, монсеньору Реардону, и повели меня к нему, чтобы я пересказал историю ему. На следующий вечер монсеньор снова позвал нас, и снова, уже в компании мальчишки-вымогателя и его родителей, мне пришлось пересказать всю историю. Но даже этим дело не закончилось. Родители на год лишили меня карманных денег, чтобы возместить украденное. Они стали по-другому ко мне относиться. Вымогатель придумал такую версию истории, в которой он получался эдаким героическим робингудом, а я — крысятником-стукачом. И время от времени он бросал на меня такой хитрый, злобный взгляд, намекавший, что при любом удобном случае он сбросит меня с крыши.
Меллери сделал паузу и помассировал лицо, как будто мышцы свело от воспоминаний.
Полный мужчина угрюмо покачал головой и повторил:
— Вот засранец!
— Я тоже так думал, — ответил Меллери. — Каков изворотливый засранец. Когда бы я ни вспоминал об этой истории, я сразу думал: засранец! Это было моей первой мыслью.
— Да потому что так и есть, — сказал толстяк тоном, не тепрящим возражений. — Он и был засранцем.
— Конечно был, — с энтузиазмом согласился Меллери. — Конечно. Но я был так увлечен тем, кем являлся он, что совершенно забыл спросить себя, кто же я. Кем же был этот девятилетний мальчишка и почему он поступил как поступил? Мало сказать, что он был напуган. Чего он боялся? И за кого он в тот момент себя принимал?
Гурни с удивлением заметил, что рассказ его захватил. Меллери завладел его вниманием, как и всех присутствовавших в комнате. Из наблюдателя он превратился в участника в этом поиске значения, мотива, собственного «я». Меллери принялся прохаживаться взад-вперед перед камином, продолжая говорить, как будто память о прошлом не давала ему стоять на месте.
— Сколько бы я ни вспоминал того мальчишку — себя девятилетнего, — я воспринимал его как жертву. Жертву шантажа, жертву собственного невинного желания нравиться, быть любимым, быть принятым. Ведь ему всего лишь хотелось нравиться этому парню постарше. Он был жертвой жестокости этого мира. Бедный малыш, бедный агнец в зубах у волка.
Тут Меллери остановился лицом к зрителям. Теперь голос его стал мягче.
— Но этот мальчик был кое-кем еще. Он был лгуном и вором.
Публика разделилась на тех, кто хотел с этим поспорить, и тех, кто согласно кивал.
— Он солгал, когда его спросили, откуда у него деньги. Он притворился вором, чтобы понравиться тому, кого сам считал вором. А затем, боясь, что мать узнает о его воровстве, решил: лучше и в самом деле стать вором, чем предстать таковым в ее глазах. Больше всего его заботило, как его воспринимают другие люди. В свете этого восприятия ему было безразлично, являлся ли он на самом деле лгуном или вором, и он не думал, какие последствия будут у его лжи и кражи для тех, кому он лгал и кого обкрадывал. Это беспокоило его не настолько, чтобы перестать врать и красть. Но беспокоило достаточно, чтобы после каждой новой кражи мучиться угрызениями совести. Достаточно, чтобы ненавидеть себя и мечтать о смерти.
Меллери замолчал на несколько секунд, чтобы его пояснения улеглись в головах слушателей, и затем продолжил:
— Вот что я хочу попросить вас сделать. Составьте список людей, которых вы терпеть не можете, людей, на которых вы злитесь, людей, которые чем-то вас обидели, — и спросите себя: как я попал в эту ситуацию? Как я оказался с ним в таких отношениях? Каковы были мои мотивы? Как бы мои действия в той ситуации выглядели со стороны в глазах объективного наблюдателя? Не концентрируйтесь на обидах, которые вам причинили, — мы не ищем виноватых. Мы всю жизнь искали виноватых, и это ни к чему не привело. У нас образовался длинный список людей, ответственных за все, что в жизни пошло не так. Длинный, бессмысленный список. Главный вопрос в этой истории — это где во всем этом был я? Как я открыл дверь и оказался в этой комнате? Когда мне было девять лет, я открыл эту дверь, солгав, чтобы завоевать симпатию. А вы — как вы ее открыли?
Маленькая женщина, которая обругала Гурни накануне, беспокойно заерзала на месте. Она подняла руку и спросила:
— Разве не случается, что злой человек совершает что-то ужасное по отношению к невинному, например, вламывается в его дом и грабит его? Ведь тот, кого ограбили, не виноват?
Меллери улыбнулся.
— Ужасные вещи происходят с хорошими людьми, такое бывает. Но эти хорошие люди не тратят затем всю свою жизнь на то, чтобы вновь и вновь прокручивать в своей голове несправедливость. Истории, что расстраивают нас сильнее всего и никак не идут из головы, — те, где мы играли роль, в которой не в силах себе признаться. Вот почему длится эта боль: мы отказываемся посмотреть в ее корень. Мы не можем освободиться от нее, потому что не видим той точки, где она сцеплена с нами.
Меллери закрыл глаза, как будто собираясь с силами, чтобы продолжить.
— Худшие страдания в жизни причиняют ошибки, в которых мы отказываемся признаться, — наши поступки, настолько не соответствующие нашей истинной сущности, что мы не в силах подумать о них. И мы раздваиваемся, превращаемся в двух человек в одной шкуре, и эти двое друг друга ненавидят. Один — лгун, другой — тот, кто ненавидит лгунов. Один — вор, другой — тот, кто ненавидит воров. И ничто не сравнится с болью, какую причиняет эта бесконечная битва в нашем подсознании. Мы можем от нее убегать, но она бежит вместе с нами. Куда бы мы ни шли, эта битва будет всегда внутри нас.
Меллери вновь заходил взад-вперед перед камином.
— Сделайте, как я говорю. Составьте список людей, которых вы вините в различных невзгодах вашей жизни. Чем сильнее вас кто-нибудь злит, тем лучше. Запишите их имена. Чем глубже вы убеждены в собственной невиновности, тем лучше. Запишите, что они сделали и как вам было больно. А затем спросите у себя: как вы открыли дверь? Если ваша первая мысль — что это упражнение бессмысленно, спросите себя, почему вы так торопитесь отказаться от него. Запомните: задача не в том, чтобы снять вину с тех, кто перед вами действительно виноват. Снять с кого-либо вину не в наших силах, это Господня работа. Ваша задача — ответить на один-единственный вопрос: как я открыл эту дверь?
Он огляделся, стараясь встретиться взглядом с как можно большим количеством гостей.
— Как я открыл эту дверь? Счастье всей вашей жизни зависит от того, насколько честно вы ответите на этот вопрос.
Pavlentiy
Посетитель
- Регистрация
- 28 Дек 2015
- Сообщения
- 6,704
- Реакции
- 12
- Семья
- Есть
- Бросил
- 10.10.14
Да какая моральная поддержка!?! Тебе что элементарно хочется упарываться и торчать говном в одиночку или ты со своими кентами торчишь?
Ты себя братко сильно любишь.. Ты посмотри на мир, не всегда трезвые отцы справляются с ситуацией, думаешь та наркоман с полным набором употребляющих веществ справишься?)
Димага, ты обуза и проблема для своей семьи, там уже никакая любовь не удержит. А жена тебя разве не предупреждала? Димочка не пей, Димочка не употребляй. Сколько раз говорила?
Таки **** ты теперь переживаешь?! Тебе ж говорили не прыгай с крыши, дурак, разобьёшьси!!
P/S у тебя еще есть шанс одуматься. Моя тоже уходила почти два года жили порознь, я свой шанс не проебал. Ты не представляешь какие были отрицательно настроенные тесть и тёща. Моей жене ее мать говорила каждый божий день, иди подавай на развод, иди подавай на развод, ты что! Это же наркоман, преступник! В итоге поставила ей ультиматум, неделя, и выгоняю с родительского дома. Сплю я как-то дома, отхожу от марафона, мне звонок, жена с ребенком на пороге у родительского дома, выгнана с пол первого ночи, ребенку полтора года (слава богу лето), приезжай дорогой, мне больше не к кому обратиться. Прилетаю я на машине впопыхах, ребенок в одной простыне, пока жена шмотки в багажник ложила я взял дочь, а она такими жалобными глазами смотрит на меня, и из складок простыни достает корочку хлеба, и кушает. Я разрыдался. Жена говорит, - ты чего, она просто любит хлебушек.) Я подумал, до чего же я довел ситуацию, жену послали родители, дочь 1.5 года, оборвана, без одежды выгнанная, голодная, пол второго ночи ребенок на крыльце с молодой мамой.
Я за этот поступок кричал расстреляю ей окна, шашку кину под дверь. Ничего, сидели недавно чай с тёщей пили, улыбались. Плюшками так сказать баловались.
Иш как бывает. Жизнь....
Ты себя братко сильно любишь.. Ты посмотри на мир, не всегда трезвые отцы справляются с ситуацией, думаешь та наркоман с полным набором употребляющих веществ справишься?)
Димага, ты обуза и проблема для своей семьи, там уже никакая любовь не удержит. А жена тебя разве не предупреждала? Димочка не пей, Димочка не употребляй. Сколько раз говорила?
Таки **** ты теперь переживаешь?! Тебе ж говорили не прыгай с крыши, дурак, разобьёшьси!!
P/S у тебя еще есть шанс одуматься. Моя тоже уходила почти два года жили порознь, я свой шанс не проебал. Ты не представляешь какие были отрицательно настроенные тесть и тёща. Моей жене ее мать говорила каждый божий день, иди подавай на развод, иди подавай на развод, ты что! Это же наркоман, преступник! В итоге поставила ей ультиматум, неделя, и выгоняю с родительского дома. Сплю я как-то дома, отхожу от марафона, мне звонок, жена с ребенком на пороге у родительского дома, выгнана с пол первого ночи, ребенку полтора года (слава богу лето), приезжай дорогой, мне больше не к кому обратиться. Прилетаю я на машине впопыхах, ребенок в одной простыне, пока жена шмотки в багажник ложила я взял дочь, а она такими жалобными глазами смотрит на меня, и из складок простыни достает корочку хлеба, и кушает. Я разрыдался. Жена говорит, - ты чего, она просто любит хлебушек.) Я подумал, до чего же я довел ситуацию, жену послали родители, дочь 1.5 года, оборвана, без одежды выгнанная, голодная, пол второго ночи ребенок на крыльце с молодой мамой.
Я за этот поступок кричал расстреляю ей окна, шашку кину под дверь. Ничего, сидели недавно чай с тёщей пили, улыбались. Плюшками так сказать баловались.
Иш как бывает. Жизнь....
mongol
Посетитель
- Регистрация
- 11 Дек 2016
- Сообщения
- 480
- Реакции
- 0
Дима13":bqb2laca написал(а):
Видишь ли бро, в твоем случае ЕСЛИ достигло масштабов "слона". Я лишь рекомендую поступить как "разумный человек". Живи отдельно, снимай -"квартиру, комнату, угол, собачью будку" - на что там у тебя хватит. Максимально помогай семье не навязываясь при этом. Когда трезвый, чистый и умытый - приходи поглядеть на дочу. Когда пьяный и обдолбанный, сиди в конуре - отходи, пусть семья не видит твои непотребства.
Тут бро есть серьезная опасность, ты сейчас ( и только ты) закладываешь планку самооценки своего ребенка. Видя своего папу "под градусом" или под "химией" , скандалящего с мамой, ты закладываешь "нормальность такого поведения в семье" для своего чада. И впоследствии выбирая себе мужа, она будет "исходить из этой извращенной нормальности"...... Понимаешь !!??
Pavlentiy":bqb2laca написал(а):
Если запомнил, значит врезалось "в мозг как клеймо", и сыграло положительную роль. Я брат Павел понимаю почему ты как "раб на галерах" пашешь и доволен, в тебе благодарность к своей жене "светится" - что верила в тебя "хороняку" до последнего, вопреки советам родителям и здравому смыслу...
Cat
Посетитель
- Регистрация
- 4 Окт 2013
- Сообщения
- 4,660
- Реакции
- 16
mongol, поддержу! Не можешь не страдать, страдай один и не тяни в яму своих близких. Меня больше всего бесило, что меня всегда пытался втянуть сын в свои проблемы. Он не хотел их решать совсем, он этого ждал от меня. А я что нанялась за ним ***** разгребать? Нет уж. Всё сам, сам. А я уже в группе поддержки буду, ну и как там, в совете ветеранов.
Дима13
Посетитель
- Регистрация
- 29 Ноя 2016
- Сообщения
- 2,834
- Реакции
- 4
Монгол я либо буду полностю трезвый либо нет я не могу чтоб то торчать то не торчать .П поводу будки я жене тоже самое говорю она нет и все я в твой город не вернусь .Она у меня с характером .Правда некоторых вешей не видет сколько я ни старался ее легонько подтолкнуть чтоб без скандала всеравно либо обиды либо скандал .mongol":2kr3z9ld написал(а):
Похожие темы
- Как убедить мужа алкоголика в завязке пойти в терапию и лечение?
- Автор: K.B.
- Ответы: 149
